"Я горжусь поступком своего сына"

4 июня 2001 г. Ответственность за теракт взяло на себя военнизированное крыло террористической организации "Хамас" "Аззадин Аль-Касам". Руководство организации назвало также имя террориста - Саид Хутари - подданный Иордании, проживавший в доме родственников в Калькилии.

Согласно сообщению Палестинского информационного центра, Хутари ранее служил в иорданской армии, после чего поселился со своим братом в Калькилии, где работал электриком. Говорится также, что Хутари был близким другом Фади Аталла - "хамасовца", который совершил аналогичный теракт в апреле этого года. Более того, за 12 дней до своего теракта Хутари был задержан сотрудниками палестинской службы безопасности, однако вскоре был отпущен после допроса с пристрастием.

 

 

"Я горд тем, что совершил мой сын, - заявил отец террориста Саида Хутари, взорвавшего себя в ночь на субботу у тель-авивской дискотеки "Дольфи". - Если бы у меня было еще двадцать сыновей, они поступили бы также и я не препятствовал бы им в этом. С евреями иначе нельзя". Данное заявление Хутари-старший сделал в интервью корреспонденту иорданского телевидения.

Согласно информации, опубликованной в газете "Маарив", в настоящее время сотрудники израильской службы безопасности и полиции ведут поиск еще трех палестинцев, предположительно входивших в одну группу с Хутари и вместе с ним проникших на территорию Израиля. О местонахождении этих людей пока ничего не известно, однако полиция увязывает сообщение об их появлении с заявлением террористической группировки "Исламский джихад" о наличии еще пяти человек, готовых к осуществлению террористических актов на территории Израиля. 

Евгения Кравчик "Новости недели" от 25 Июня 2001 г.

1 августа исполнится два месяца с того момента, как террорист-самоубийца у входа в «Дольфи-диско» на тель-авивской набережной привел в действие заряд взрывчатки. Осталась позади скорбная дата – 30 дней, «шлошим», улеглись эмоции на страницах ивритских газет: «русская» тема благополучно забыта. Жизнь, казалось бы, вернулась в обычное русло.

Вернулась – но для всех ли?

День приравнивается к году

В ту ночь, 1 июня, семья Кулиевых смотрела телевизор.

- Внезапно зазвонил телефон, - рассказывает Анастасия Кулиева, мать 18-летнего Фаика, ученика класса «йуд-далет» тель-авивской школы «Шевах-МОФЕТ».

– Женщина-израильтянка сообщила: у Дельфинария совершен теракт, ваш сын ранен, поговорите с ним. У меня внутри все оборвалось… Услышала голос Фаика: «Мама, со мной все в порядке, просто меня хотят взять на проверку, пока не знаю, куда». В доме поднялась паника. Муж – сердечник, я испугалась, как бы с ним чего не случилось. А тут по телевизору пошли первые «живые» кадры с места теракта и из больницы. Вижу – на носилках в приемный покой «Ихилова» везут Фаика, окровавленного с головы до ног. Муж его даже не узнал. А я опознала - по цветастым трусикам и высоким ботинкам. Промолчала… Но те кадры повторили снова. И тут двоюродный брат говорит: «Да ведь это – Фаик!»… Мы бросились в «Ихилов».Приехав в больницу, Кулиевы стали метаться по коридорам, но сына не нашли.

Мы спустились к входу в операционную, - рассказывает Анастасия. – Видим – Фаика везут на рентген. Он был накрыт с ног до головы.

- Мне живот распороло – все внутренности наружу, я подумал: родители увидят – умрут, - объясняет Фаик. – Вот и попросил медсестер, чтобы меня укрыли…

Наша беседа проходит в реабилитационном отделении больницы «Ихилов»: на этой неделе отсюда выписываются 10 юношей и девушек, получивших у Дельфинария тяжелые ранения. И хотя между той ночью, когда прогремел взрыв, и моментом нашей встречи пролегла солидная дистанция длиной почти в два месяца, воспоминания свежи, как будто все это было вчера.

- А нам позвонила мама Полины, Эмминой подруги, и говорит: «По-моему, девочки пошли в «Дольфи», - рассказывает Лариса Скулишевская, мать 18-летней Эммы, ученицы школы «Шевах-МОФЕТ». - Полина позвонила своей маме прямо из «скорой» и сказала, что ее везут в «Ихилов». Тем временем мне позвонил отец Тамары Фабрикант – он сказал, что видел имя Эммы в списках раненых. Я думала, что ранение легкое, и захватила с собой брюки, чтобы Эмма переоделась…

В приемном покое «Ихилова» творилось нечто невообразимое: на полу билась в истерике израильтянка – мать одного из раненых. Родители репатриантов держались с достоинством, стараясь не подавать виду, насколько им тяжело. Никаких сведений о состоянии раненых не сообщали. Для Ларисы мучительная неизвестность растянулась надолго - до пяти часов утра. А потом ее известили, что дочь тяжело ранена в голову.

Операция продлилась около шести часов, и только по ее окончании врач-анестезиолог объяснил, в каком состоянии Эмма, - говорит Лариса.

– Обрушившаяся на нас трагедия подкосила моего 66-летнего отца: инфаркт, пришлось делать операцию на сердце. Нет, папа не кричал, не паниковал. Но пережил случившееся с Эммой тяжелее всех…

- Первые 13 дней я вообще не выходила из отделения, потому что Фаик был в ужасном состоянии: весь забинтованный, боли чудовищные, не спал по ночам, - рассказывает Анастасия. – И лишь когда его перевели в реабилитацию, я стала на ночь уходить домой. Каждый день дежурю здесь с 8 утра до позднего вечера.

Семья Кулиевых в стране 4 года. Приехали из города Гянджи (Азербайджан). Живут впятером (Фаик – старший из троих детей) в Бней-Браке, в арендованной квартире.

А вот Скулишевских можно назвать старожилами: в стране 8 лет. Приехали с Украины, из Херсона, живут в Бат-Яме. С мужем Лариса в разводе, а незадолго до теракта у Дельфинария лишилась работы…

К нам присоединяется Оксана Дятлова (17,5) – ученица школы «Рогозин». Ее мать, Галина, тоже днюет и ночует в больнице.

- У Оксаны пострадала вся правая сторона туловища: двойной перелом ноги, двойной перелом руки; лопнули обе барабанные перепонки, поврежден слуховой нерв (последствия могут сказаться в будущем), - объясняет Галина. – 31 июля дочери должны сделать операцию – «сконструировать» нерв на правой руке. У нее мышцы начали ссыхаться – поэтому ускорили операцию…

Галина – мать-одиночка, живет вдвоем с Оксаной. Ночью 1 июня ей позвонила Марта – подруга дочери и сказала: «У Дельфинария был взрыв. Мы всех нашли, а Оксану найти не можем».

- Я обмерла… - вспоминает Галина. – Иврита я почти не знаю, в стране мы всего три года… Позвонила сестре. Та подняла на ноги всех родственников. По «горячей линии» нам сообщили, что Оксана в «Ихилове». Я выскочила на улицу и остановила первую попавшуюся машину. «Куда?» - спросил водитель. «В «Ихилов». По моему виду парни и девушка, ехавшие в машине, безошибочно определили: беда! И, хотя им нужно было в противоположную сторону, - довезли до больницы. Парень проводил меня в приемный покой. А там на нас набросились репортеры с камерами. Но что им ответишь, когда сам понятия не имеешь, в каком состоянии твой ребенок…

Лиана, подруга Оксаны, погибла.

- А моя дочь, видимо, потеряла сознание, - говорит Галина. – Когда очнулась, вокруг нее лежали тела убитых. У Оксаны были длинные волосы – обгорели, пришлось отрезать… В первое время Оксана твердила, что Лиана погибла, потому что прикрыла ее своим телом. Девочка ужасно переживает…

Сколько судеб – столько трагедий. У каждого – своя. Точнее – семейная. 1 июня – роковой миг между ДО и ПОСЛЕ. Водораздел. И все, что осталось позади, не имеет к происходящему сегодня никакого отношения. А о том, что происходит ПОСЛЕ, Рут Бар-Он, руководитель Центра помощи репатриантам в кризисных ситуациях (СЭЛА), сказала мне однажды фразу, запомнившуюся на всю жизнь:

- Коренным израильтянам, живущим в своих домах, окруженным родными, близкими, школьными и армейскими друзьями, крайне трудно справиться с физическими увечьями и психологической травмой, полученной в результате теракта. А представьте, каково репатриантам – людям, зачастую не имеющим в Израиле даже друзей и знакомых, живущим на съемных квартирах, работающим не по специальности или вовсе не нашедшим работу!

И действительно, до 1 июня Фаик Кулиев, как и большинство его сверстников, подрабатывал. Трудился в выходные, во время каникул. Мечтал накопить деньги на поездку в Италию.

- Планы на лето у меня были грандиозные, - говорит он. – В Италии я хотел попасть на игру своей любимой футбольной команды «Ювентус».

А теперь Эмма Скулишевская, как и Фаик, пропускает курс молодого бойца, назначенный на лето. Не говоря уже о подработке: о ней можно забыть.

- Не кажется ли тебе чудом, что все осталось позади, мы сидим – пусть и в больничном садике - и преспокойно разговариваем? – спрашиваю я Эмму.

- Нет, - отвечает она твердо. – Никаких чудес! Я живу, как во сне. У меня такое ощущение, что все случившееся тогда, два месяца назад, и то, что происходит сейчас, мне просто снится.

У входа в «Дольфи-диско» погибли две ближайшие подруги Эммы, скажет мне позже ее мать Лариса. Для нее, как и для Анастасии, как для Галины и других матерей, с 1 июня время течет по-новому: день приравнивается к году.

- Я даже не знаю, как мы вернемся к нормальной жизни, - говорит Лариса.

- Трудно представить, что не нужно будет вставать ни свет ни заря, готовить обед, мчаться в больницу, - вторит Анастасия. – Мною все это время владеет такое чувство, будто я сплю, вижу кошмарный сон – и не могу проснуться.

- А у меня такое ощущение, что так было всегда, - перебивает Лариса.

– По-моему, мне тоже нужно будет пройти курс лечения…

- Первые дни тянулись, как месяцы, - говорит Анастасия. – Фаик проснулся… Фаик пошевелил пальцем… Произнес слово…

- А Эмма первые десять дней лежала в реанимации, вход в палату строжайше воспрещен, - вспоминает Лариса. – Общаться мы начали после того, как ее перевели в отделение нейрохирургии. А в реабилитацию она попала из-за перелома ноги. По-моему, наши дети встали на ноги только благодаря тому, что все вместе оказались в реабилитации. А те, кого выписали раньше и кто сидит дома, находятся в жутком моральном состоянии. Представляете, сидишь целый день взаперти, смотришь в потолок – и в голову лезут всякие мысли. Снова и снова накатывают воспоминания…

- Моего сына оперировали: вырезали часть тонкой кишки, вправили открытый перелом руки. Но извлечь из его тела осколки практически невозможно… - констатирует Анастасия.

- А у Эммы в мозгу застрял гвоздь – он виден на рентгеновских снимках… - говорит Лариса.

- А вот тот гвоздь, который извлекли у Фаика из желудка. - Анастасия Кулиева достает из сумки прозрачный пластмассовый коробок. В нем – ржавый шуруп (сантиметра три в длину) и несколько железяк помельче.

– Вот эти инородные тела Фаик постепенно извлекает из-под кожи сам. Присмотревшись повнимательней, я замечаю на руках у ребят уплотнения. Их можно прощупать. Периодически соединительная ткань, в которой застряли мельчайшие осколки, начинает нарывать – и частицы металла отторгаются. В других случаях для того, чтобы их извлечь, приходится прибегать к помощи врачей. И весь этот крайне болезненный процесс сопровождается постоянным страхом, что новая рана будет инфицирована.

- Эмме сказали, что извлекать гвоздь из головного мозга пока не следует, так как операция может причинить вред, - говорит Лариса Скулишевская.

- А Фаик категорически запретил мне плакать, - продолжает Анастасия.

– В самые трудные моменты мне приходилось выскакивать из палаты – только в коридоре я могла дать волю слезам… В первые дни сын категорически отказывался от встреч с репортерами: «Мама, - сказал он, - посмотри на меня: ну каким же меня запомнят – на мне живого места нет!»…

По словам ребят, в первые дни после теракта их регулярно навещали сотни людей. Но постепенно лавина милосердия начала сходить на «нет». Сейчас в отделении можно видеть лишь близких друзей раненных да членов зарубежных делегаций. Вот и в дни Маккабиады девочек и мальчиков, получивших ранения у Дельфинария, навестили французские, канадские, американские и российские спортсмены…

- А на церемонию по случаю «шлошим» вы ездили?

- Нет, никто из нас туда не поехал, - говорит Анастасия. – Снова увидеть то гиблое место – выше наших сил. Журналисты со второго канала телевидения спросили Фаика, почему он не поехал на «шлошим». Сын сказал, что его мучит чувство вины: он остался жив, а его друзья – погибли. Тяжело посмотреть в глаза осиротевшим родителям…

- А мы с Эммой съездили к Дельфинарию сами, - говорит Лариса. – И на кладбище побывали, на могиле сестер Налимовых. Но говорить с родителями погибших не решились: нет слов, способных хотя бы частично выразить ту боль, которую мы испытываем.

- Кто не перенес того, что пережили мы, не в состоянии понять нас, - говорит Анастасия. – А мы, наверное, не сможем до конца понять тех, кто потерял своих детей. Представить такое невозможно… Взаперти, как птицы в клетке

Взаперти, как птицы в клетке

Вечером 1 июня солдат ЦАХАЛа Александр Ульянов (19) и старшеклассник Бронислав Виршуловский (17) подъехали с другом на такси к «Дольфи-диско». Вышли из машины, поздоровались с Ромой, Ильей и двумя девушками…

- Рома и Илья отошли от нас метра на полтора – и в этот момент как рванет, - вспоминает Александр Ульянов. – Пламя опалило мне лицо, ослепило… Через несколько секунд я пришел в себя, сумел открыть глаза и – чисто инстинктивно – побежал (мне, по крайней мере, казалось, что я бегу). Я еще ничего не чувствовал. Присел… И только после этого ощутил резкую боль в паху…

Бронислава, как и Шурика Ульянова, тоже ослепило. Взрывной волной ему разорвало барабанную перепонку.

- Я тоже куда-то бежал… Пытался найти Шурика. Но нигде его не видел, - вспоминает он.

…Мы сидим в квартире Бронислава, в тесной кухоньке, окна которой выходят во двор.

Память снова возвращает мальчиков к той страшной ночи.

Шурика увезли в больницу минут через 20-25 после взрыва.

- Подбежали санитары, разрезали на мне одежду, сняли кроссовки, уложили на носилки и отвезли в приемный покой больницы «Вольфсон», - говорит он. – Там откачали… А через 10 дней – выписали. Все лицо в ожогах, прикоснуться к коже невозможно. А дома жарко, кондиционера нет – все тело горит. Я позвонил в армию. Там подсуетились – и меня уложили в «Ихилов».

Шурик пролежал в «Ихилове» до начала июля. А Бронислав провел три недели в «Тель ха-Шомер»: ожог лица третьей степени и множественные осколки по всему телу.

- А как развивались события уже после выписки из больницы? – спрашиваю я.

- Я съездил в отделение Службы национального страхования – «Битуах леуми», - говорит Бронислав. – Мне выдали одноразовое пособие – 800 шекелей. А потом сказали: «Пока не представишь результатов всех анализов – не сможешь подать заявление на прохождение медкомиссии, которая определит степень твоей инвалидности».

- И сколько проверок ты уже прошел?

- Четыре. Но это еще не все. Долгая история. Когда пройду все проверки, нужно будет заполнить бланк, затем назначат медкомиссию… Думаю, на всю эту процедуру потребуется не меньше года…

По словам мальчиков, 1 июня их жизнь раскололась на две части.

- ДО того была вообще другая жизнь, - говорит Бронислав. – Никаких ограничений! А сейчас я не в состоянии выйти в лавку сигареты купить: побудешь пару минут на солнце – и вся кожа покрывается болезненными красными пятнами.

- А я не могу заставить себя показаться в многолюдном месте, - говорит Шурик. – Появился страх перед толпой. Не сплю по ночам.

- А кто вас навещает?

- В больницу приходили все кто угодно – незнакомые люди, школьники, взрослые, никаких имен я не запомнил, - говорит Шурик. – Открываешь глаза – и видишь новые лица. А домой ко мне приезжают только добровольцы СЭЛА – Центра помощи репатриантам в кризисных ситуациях. Очень хорошие люди. О взрыве никто из них не говорит…

- Удается отвлечься от мрачных мыслей?

- Нет. Проблема заключается в том, что у меня в теле полно осколков, - говорит Шурик. – Рентгеновский снимок – весь в крапинку. А вчера мы с Броником попытались зайти в «каньон». Охранник провел вдоль моего тела электронным «бомбоискателем» – а тот как зазвенит!

Яша (53), отец Бронислава, работает сварщиком. Пять лет назад семья Виршуловских пережила трагедию: от ракового заболевания умерла 43-летняя Софа, мать Бронислава, жена Яши. А 1 июня этого года на отца Бронислава обрушилась новая беда…

- Не грустите: вас «починят», - убеждаю я мальчиков.

- Физически, возможно, да, - говорит Бронислав, - но только не морально. Пока я искал у Дельфинария Шурика – такого насмотрелся, никогда не забуду. Девочка на одной ноге прыгала – другую ей оторвало… На асфальте - части человеческих тел… Лужи крови… А все, кто выжил, кричат, зовут на помощь. Но самое страшное – это запах паленого мяса, я до сих пор его ощущаю…

По словам ребят, в первые дни после выписки из больницы им еще уделяли кое-какое внимание: звонили, навещали. А затем наступила зловещая тишина.

- Кроме Иры Гениной, сотрудника отдела обращений граждан бат-ямского муниципалитета, да добровольцев проекта СЭЛА, помощи ни от кого не дождешься, - говорит Шурик. – Зато Ира – классный человек. У меня как-то сигареты закончились, а денег – ни гроша. Позвонил ей – тотчас же привезла...

На вопрос, каким видится ребятам будущее, Бронислав отвечает:

- Не знаю… Пока единственное, что я вижу, - это улицу из окна.

- А подруги у вас есть?

- Сейчас – нет. Проблема… С девушками нам тяжело общаться: чуть что – переходишь на крик, взрываешься, тебя всего трясет, - говорит Шурик. - Надломилось что-то и в отношениях с родителями. Кто-то позвонил, не то сказал – я срываюсь. И все это отражается на маме. Пришлось мне даже на время переселиться к бабушке, чтобы с мамой не конфликтовать.

- А я безо всяких причин набрасываюсь на папу и сестру, которая живет с нами, - говорит Бронислав.

- Мы живем на съемной квартире, - рассказывает Шурик, - оплачивать ее надо, а денег у родителей нет. Видишь, как они мучаются, а помочь ничем не можешь – нетрудоспособен, вот и бесишься от собственного бессилия.

- Я тоже раньше подрабатывал, мы с сестрой помогали отцу, - говорит Бронислав. - Где я только не работал: и сварщиком, и шпаклевщиком, и в овощном магазине. В последнее время был ответственным за аттракцион «Сталкивающиеся автомобили» в тель-авивском Луна-парке. В среднем я приносил в семью две – две с половиной тысячи шекелей в месяц. Худо-бедно, а все-таки помощь: оплатить счета за телефон, электричество… А сейчас мне на солнце показаться нельзя. Какая уж тут работа?..

- Чего бы вам хотелось?

- Я не в том состоянии, чтобы думать о желаниях, - говорит Шурик Ульянов. - Единственное, чего я искренне хочу, так это помочь родителям расплатиться за аренду квартиры…

Говорят, что время делает свое. При этом, однако, никто не уточняет, что именно оно делает, это время. Долгие беседы с юношами и девушками, получившими ранения у «Дольфи-диско», убедили меня в одном: этим людям остро требуется отнюдь не только материальная помощь. Им нужно – внимание. Понимание. Искренняя дружеская поддержка.

Как им это обеспечить?

Давайте думать вместе.

Жду ваших писем, дорогие друзья. Уверена: вместе мы сумеем разомкнуть замкнутый, увы, круг боли, страданий и одиночества.